Приглашаем посетить сайт
ДИАЛЕКТИЧЕСКИЙ МАТЕРИАЛИЗМ И МЕДИЦИНА
ДИАЛЕКТИЧЕСКИЙ МАТЕРИАЛИЗМ И МЕДИЦИНА. Вопрос о применении Д. метода в медицине и биологии, несмотря на все его огромное принципиальное и практическое значение, отнюдь не является достаточно разработанным. Лишь в самые последние годы стали появляться первые исследования в этом направлении. Это объясняется тем, что буржуазные ученые до сих пор почти незнакомы с Д. материализмом, а марксисты до революции занимались почти исключительно проблемами Д. материализма в их приложении к изучению развития общества; в применении же к естествознанию эти вопросы ими не разрабатывались-отчасти потому, что соц. вопросы естественно стояли тогда на первом плане, отчасти же потому, что, как ошибочно думали некоторые марксисты, Д. м. не имеет отношения к естествознанию и призван лишь дать ответ на вопросы развития общества. Такую точку зрения иногда приходится встречать и теперь (Адлер, Каутский и другие), несмотря на то, что еще Энгельсом было сказано, что «природа-это пробный камень диалектики». Октябрьская революция поставила эти проблемы во всю их ширь. Диалектич. материализм есть философия марксизма и в основном разработан основоположниками последнего-Марксом и Энгельсом. Дальнейшее развитие он получил в трудах гл. обр. Плеханова и Ленина. Как видно из самого названия, Д. м. включает в себя диалектику и материализм, являясь их синтезом. Под материализмом, в противовес идеализму, разумеют такое философское учение, к-рое первичным в процессе историческ. развития признает материю, вторичным же, производным от нее,- мыслящий дух, сознание. В зависимости от того, что берется за первооснову, за первичное, материя или дух,-философские системы и делятся на материалистические и идеалистические. Все промежуточные учения являются в этом смысле эклектическими. Под материей же в философском смысле марксизм разумеет то, что, существуя независимо от нас и «действуя на наши органы чувств, производит ощущение». «Материя есть объективная реальность, данная нам в ощущении» (Ленин). Вся вселенная состоит из материи-и только из нее. Материя вечна, она не может ни исчезнуть ни появиться вновь. Все явления мира, в том числе и мысль, сознание, суть не что иное, как изменения и превращения одних видов материи в другие. Ни в коем случае не следует смешивать философское и физ. понятия о материи, т. к. последнее является лишь конкретизацией первого, отражающей уровень знаний данной эпохи. Основным атрибутом (формой существования) материи является движение, и так же, как не существует материи без движения, немыслимо и движение без материи. Под движением исе Д. м. подразумевает не только передвижение в пространстве, а всякое изменение, претерпеваемое материей. В этом смысле и хим. реакция, и жизненный процесс, и мышление, и общественное развитие-также суть спе-цифич. формы движения материи. Однако подобное понимание движения свойственно не всякой системе материализма, а лишь Д. м. Диалектика (от греч. dialego-говорю, рассуждаю) в первоначальном значении означает искусство рассуждать; в дальнейшем это понятие употреблялось в разных смыслах, в частности под диалектикой подразумевалась просто логика, а также умозрительная философия. Диалектика в современном понимании (как противопоставление метафизике) частично уже представлена у философов древней Греции, особенно у Гераклита и Аристотеля; дальнейшее развитие она получила в трудах Спинозы, а также в классической нем. философии (Кант, Фихте, Шеллинг). Как система же диалектика разработана Гегелем, от к-рого ее позаимствовали Маркс и Энгельс. Последние однако не просто переняли ее: по выражению Маркса он поставил гегелевскую диалектику с головы на ноги, т.к. диалектика Гегеля базировалась на общеидеалистической основе, основоположники же марксизма гениально синтезировали ее с философским материализмом. Энгельс определяет диалектику как «науку об общих законах движения и развития природы, человеческого общества и мышления». Он следующим образом характеризует отличие диалектического метода мышления от метафизического («Анти-Дюринг»): для последнего характерна привычка «брать предметы и явления природы в ' их обособленности, вне их великой общей связи, и в силу этого-не в движении, а в неподвижном состоянии, не как существенно изменяющиеся, а как вечно неизменные, не живыми, а мертвыми... Для метафизика вещи и их умственные образы, т. е. понятия, суть отдельные, неизменные, застывшие, раз навсегда данные предметы, подлежащие исследованию один после другого и один независимо от другого. Метафизик мыслит законченными, непосредственными противоположениями; речь его состоит из: „да-да, нет-нет; что сверх того, то от лукавого". Для него вещь существует или не существует; для него предмет не может быть самим собой и в то же время чем-нибудь другим; положительное и отрицательное абсолютно исключают друг друга; причина и следствие также совершенно противоположны друг другу. Этот способ мышления потому кажется нам на первый взгляд вполне верным, что он присущ т. н. здравому смыслу. Но здравый человеческий смысл... переживает самые удивительные приключения, лишь только он отважится пуститься в далекий путь исследования. Точно также и метафизич. миросозерцание, вполне верное и необходимое в известных, б. или м. широких областях, рано или поздно достигает тех пределов, за к-рыми оно становится односторонним, ограниченным, абстрактным и запутывается в неразрешимых противоречиях, потому что за предметами оно не видит их взаимной связи, за их бытием не видит их возникновения и исчезновения, за их покоем не видит их движения, за деревьями не видит леса. Мы например в обыденной жизни можем с уверенностью сказать, существует ли данное животное или нет, но при более точном исследовании мы убеждаемся, что это иногда в высшей степени запутанный вопрос... Невозможно также точно определить и момент смерти, т. к. физиология показывает, что смерть есть не внезапный, мгновенный акт, а очень медленно совершающийся процесс. Всякое органическое существо в каждое данное мгновение таково же, каким оно было в предыдущее, и вместе с тем не таково. В каждое мгновение оно перерабатывает полученное им извне вещество и выделяет из себя другое вещество, одни клеточки его организма вымирают, другие нарождаются, так что, спустя известный период времени, вещество данного организма вполне обновляется...; вот почему каждое органическое существо всегда то же и однако не то же. Точно так же при более точном исследовании мы находим, что оба полюса какой-нибудь противоположности- положительный и отрицательный-столь же неотделимы один от другого, как и противоположны, и что они, несмотря на всю противоположность, взаимно проникают друг друга... Все эти явления и приемы исследования не вмещаются в рамки метафизического мышления. Для диалектики же, к-рая берет вещи и их умственные отражения гл. обр. в их взаимной связи, в их сцеплении, в их движении, в их возникновении и исчезновении,-такие явления, как вышеприведенные, напротив, подтверждают лишь ее собственный метод». В этих словах Энгельса вкратце формулирована основная суть диалектики, ее отличие от метафизики и принципы ее приложения к естествознанию. Неправильно иногда толкуют диалектику как учение просто о развитии. Подобное толкование не исключает представления о развитии как о простом увеличении или уменьшении уже заложенных в объекте свойств или качеств; пример подобных воззрений представляет старое учение преформистов, согласно к-рому онтогенез представляет собой не что иное, как простой рост заложенного в живчике или в яйце гомункулуса (Einschachtehmgslehre). Такая вульгарно-эволюционная концепция не имеет ничего общего с Д. м., рассматривающим развитие как процесс творческий, созидательный, имеющий своим последствием образование новых качественных особенностей объекта. Это развитие совершается через противоречия, всегда заложенные в каждом явлении. По мере развития процесса растут присущие ему противоречия, синтезируясь в определенный момент в некоторое высшее единство. «Диалектика есть учение о том, как могут быть и как бывают (как становятся) тождественными противоположности, при каких условиях они бывают тождественны, превращаясь друг в друга; почему ум человека не должен брать эти противоположности за мертвые, застывшие, а за живые, условные, подвижные, превращающиеся одна в другую» (Ленин). Принцип взаимопроникновения противоположностей является поэтому основным в философии Д. м. Его отнюдь нельзя себе мыслить лишь как сумму примеров, взятых случайно из той или иной области знания: взаимопроникновение противоположностей является универсальным законом, находящим свое применение в любой области природы и общества и следовательно в любой науке, о них трактующей. Уже современная физ. теория строения материи, сводящая последнюю к синтезу двух противоположных начал-положительного и отрицательного электричества (протон и электрон),-является блестящим подтверждением основного принципа диалектики. Прерывность и непрерывность, случайность и необходимость, причина и следствие, количество и качество, субъект и объект, теория и практика, анализ и синтез, внутреннее и внешнее, часть и целое, жизнь и смерть, ассимиляция и диссимиляция живой субстанции-наиболее общие противоположности, единство к-рых уже теперь сознательно или бессознательно приемлется современным естествознанием. И чем больше растет наука, тем более возникает аналогичных проблем, на к-рые бессильно ответить формально-логическое мышление, трактующее их как противоположности абсолютные, между собой не связанные, и к-рые получают блестящую интерпретацию при трактовании их с точки зрения диалектики. В медицине хорошим примером в этом отношении является понятие болезни (см.). Патологи с давних времен бьются над точным определением этого понятия, но все такие попытки оказываются недостаточными при трактовании б-ни как чего-то абсолютно оторванного от здоровья. И лишь представление о б-ни и здоровья как о двух взаимно-проникающих процессах (состояниях), находящих свой синтез в живом, конкретном человеке, дает нам возможность выйти из имевшихся до сих пор затруднений. Здесь имеется единство теории и практики: советское здравоохранение широкой системой соц. профилактики расширило рамки медицины от прежней заботы лишь о больном человеке до мероприятий, направленных к сохранению здоровья всего населения. Другой чрезвычайно важной для медика проблемой является соотношение внутренних и внешних факторов патологии. Здесь можно отметить две одинаково неправильные тенденции: с одной стороны чуть ли не все особенности человека (включая его поведение как члена соц. коллектива) объясняются исключительно его наследственной субстанцией, при чем совершенно игнорируется роль внешней среды (для человека в частности социальной), в которой происходит реализация генотипа. Подобное воззрение в своем наиболее уродливом, реакционном виде договаривается до объяснения классовой принадлежности того или иного индивидуума биологическими законами наследственности и естественного отбора. Вряд ли нужно доказывать, что такая точка зрения антинаучна и в своей социальной части является апологией классового неравенства и гнета. Другая, диаметрально противопо- ложная точка зрения сводит всю патологию исключительно к влиянию внешней среды, объясняя генотипические заболевания наследованием приобретенных под влиянием последней признаков. Эта концепция является по существу столь же реакционной, поскольку она стоит в резком противоречии с современной биологией, отвергшей старые наивно-ламаркистские (и по существу виталистические) воззрения, согласно к-рым изменения сомы должны найти себе адекватное . отражение в зародышевой плазме. Истина лежит по линии синтеза генотипа и парати-па, внутренних свойств организма, зависящих от зародышевой плазмы, и проявления их во внешней (физической и социальной) среде. Их единством является действующий, живой фенотип. Есть напр. много основании говорить о генотипическом предрасположении к tbc. Вместе с тем не подлежит однако сомнению, что реализация этого предрасположения происходит в окружающей организм среде и что неблагоприятные условия последней могут резко усиливать как количественную, так по всей видимости и качественную сторону заболеваемости. Конечно такого рода соотношение между гено- и па-ратипическими факторами не всегда имеет место: в каждом конкретном случае значение роли того и другого может сильно варьировать. Столь же тесно увязанными вероятно окажутся такие две противоположные концепции, как гуморализм и целлюля-ризм. Благодаря трудам Вирхова целлю-ляризм, казалось, торжествовал окончательную победу над первым. Исследования последних лет принесли однако значительное число данных против узко-целлюлярной трактовки многих пат. процессов (ряд эндокринных расстройств, новая трактовка с точки зрения коллоидной и физ. химии некоторых проблем воспаления, иммунитета и др.). Заговорили в медицине о неогумо-рализме, но можно безошибочно утверждать, что этот неогуморализм лишь тогда окажется плодотворным, если он себя не противопоставит абсолютно морфологич. направлению в медицине, а во взаимодействии клеточной субстанции и омывающих ее соков будет искать разрешения проблем патогенеза. Не менее важным с точки зрения биолога-врача является вопрос о соотношении формы и функции. Еще Энгельс отметил, что «вся органич. природа является одним сплошным доказательством тождества или неразрывности формы и содержания. Мор-фол. и физиол. явления, форма и функция, обусловливают взаимно друг друга». В наст. время в связи с прогрессом наших знаний проблему эту следует углубить и диферен-цировать. В порядке онтогенеза проблема эта может решаться или в смысле примата функции (утолщение например мышцы под влиянием упражнения) или в смысле примата формы (изменение напр. функции группы мышц какой-либо конечности при нек-рой деформации последней). Иначе дело обстоит в порядке филогенеза: здесь идиовариация является первичной, функция же-вторичной. Однако, раз возникнув, последняя может в свою очередь косвенно влиять на первую, способствуя выживанию, resp. закре- плению за видом тех дальнейших мутаций данного органа, а также других, находящихся с ним в коррелятивной связи,которые служат для лучшего выполнения означенной функции. Вообще проблеме взаимодействия, взаимопроникновения причины и следствия по всей видимости суждено сыграть исключительную роль в учении о патогенезе. Наученные горьким опытом практики, врачи часто говорят «post hoc non est propter hoc». Ко это лишь отрицательная сторона дела. Для активной, действенной стороны важно знать, что причина и следствие вовсе не являются абсолютными противоположностями и что они могут меняться местами. Много напр. было исканий по вопросу о том, что является первичным-артериосклероз или гипертония. В наст, время выясняется однако возможность трактования этих двух феноменов с точки зрения взаимодействия- в том именно смысле, что гипертония, являясь по всей видимости первичной, способствует развитию артериосклероза, который усиливает гипертонию, и т. д. Так же, вероятно, будет решена проблема взаимоотношения гиперхлоргидрии и язвы желудка и др. В тесной связи с представлением о развитии как о следствии борьбы двух противоположных начал, ведущей к их снятию, стоит другой закон Д. м.-о переходе количества в качество и качества в количество. Всякое явление, развившись исторически из ряда ему предшествовавших, вместе с тем несет в себе(хотя бы в зародышевом виде) элементы своего уничтожения. Эти элементы, количественно нарастая до определенного предела, в некоторой узловой точке претерпевают скачок, ведущий к перерыву непрерывности и имеющий своим следствием появление нового качества, с новыми, специфич. для последнего закономерностями. Развитие идет т. о. по схеме: непрерывность-перерыв-непрерывность и т. д. Вся вселенная развивается согласно этому закону, и осознание его является необходимым для понимания развития любого явления. Смерть например перестает быть чем-то чуждым, внешним по отношению к жизни, а является следствием непрерывно протекающих в живом (многоклеточном) организме процессов, отрицанием последних, совершающимся скачкообразно. «Жить значит умирать» (Энгельс). Ыек-рые же факты патологии только с этой точки зрения становятся понятными. Сюда напр. относится расстройство компенсации сердца при дефекте аортальных клапанов. Как известно, оно совершается внезапно, «скачком», и без особого физ. напряжения организма. Этот факт отсутствия каких-либо вредных агентов в момент декомпенсации организма становится понятным лишь при допущении наличия в мышце сердца непрерывного процесса, ведущего к ее гипертрофии (известно, что дело так именно и обстоит), а в определенный момент-к декомпенсации. Аналогичным образом следует повидимому трактовать пароксизмы при нек-рых из тех заболеваний, к-рые протекают как бы циклически (болезнь Верльгофа, гемолитическая желтуха, пернициозная анемия, генуинная эпилепсия и др.). Можно думать, что при этих заболеваниях происходит периодически накопление каких-то токсических продуктов, каковые, достигнув определенного предела, ведут в определенный момент к декомпенсации организма, к пароксизму. Взгляд на развитие как на следствие борьбы противоположных процессов,приводящей в определенный момент к скачку, перерыву непрерывности и к отрицанию предшествующего стадия развития (закон отрицания отрицания - 3-й закон диалектики) , углубляет наши представления о материи и о свойственных ей закономерностях. Материя перестает быть только арифметич. суммой бескачественных элементарных частиц, количественными сочетаниями к-рых объясняется все многообразие мира (как это следует из вульгарно-материалистической, механической концепции), а представляет результат сложного исторического пути развития, на к-ром между отдельными ингредиентами материи завязывались специфические для каждого стадия формы связи, в результате чего образовывались качественно отличные виды материи (протон и электрон, атом, молекула, белковая молекула, живая протоплазма, человек, человеческое общество). Для момента становления, синтезирования высшей формы материи из низшей (напр. живой субстанции из неживой) закономерности последней еще достаточны в смысле объяснения этого синтеза. Но раз возникнув, эти высшие формы получают особые закономерности (наряду со старыми, находящимися в снятом виде); поэтому неправильно искать объяснение какому-либо явлению исключительно в сведении, разложении его на более простые его ингредиенты (сведение напр. явлений биологии и патологии исключительно к закономерностям физико-химическим). Что это так, убеждает уже современное учение о белке. Последний не трудно разложить на его составные части-аминокислоты. Долгое время казалось, что проблема синтеза белка сводится к простому суммированию этих составных частей. И усилия многих ученых были направлены на то, чтобы получить соединение, содержащее возможно большее число аминокислот. Предела достиг Абдер-гальден, синтезировавший в 1916 г. полипептид из 19 аминокислот. Однако исследования последних лет показали, что, идя этим путем, никогда не удастся синтезировать белок, т. к. наряду со связями, обычными для полипептида, в белке доказано существование и иных форм связи (циклических и может быть других), к-рые синтетически воссоздать мы пока еще не в состоянии. Белок следовательно представляет не простую сумму аминокислот, а их сложное единство, подлежащее поэтому изучению особенными, качественно-своеобразными методами. Необходимость единства анализа и синтеза в процессе изучения объекта сказывается здесь с особой выпуклостью. «Каждая из высших форм движения связана всегда необходимым образом, с реальным механическим (внешним или молекулярным) движением подобно тому, как высшие формы движения производят одновременно и дру- гие виды движения, хим. действие невозможно без изменения t° и электричества, органическая жизнь невозможна без механических, молекулярных, хим., термических, электрических и др. изменений. Но наличие этих побочных форм не исчерпывает существа главной формы в каждом случае» (Энгельс). Сказанное имеет для каждого врача огромное теоретическое и практическое значение. Врач оперирует с человеческим организмом, т. е. с объектом одновременно и биологическим и социальным, и задачей его поэтому является наряду с нахождением в нем простых «форм движения» (механических и фи-зико-хим. закономерностей) искать специфические закономерности для объяснения наблюдаемых им физиологич. и пат. процессов. Даже т. н. «сердечный отек» не может быть всецело сведен к недостаточности механического насоса (сердца), т. к. тогда осталось бы непонятным, почему при одном и том же расширении сердца у двух лиц количество и качество (локализация) отека у них различны, а у нек-рых, несмотря на огромное расширение сердца, отеки отсутствуют вовсе. Здесь следовательно необходимо наряду с изучением размеров сердца (что безусловно частично приближает к пониманию механизма отека) учитывать биологич. особенности тканей организма, а также состояние других его органов (капиляры, почки, эндокринно-нервная система и др.); иначе говоря, необходимо изучение организма как целого. То же можно сказать и о роли физ.-хим. исследований отдельных ингредиентов организма; безусловно, что открытие ретенции азота при уремической коме или избыточного накопления кетоновых тел при диабетической коме значительно приблизило к пониманию патогенеза этих процессов. Но и самое точное определение этих и др. продуктов не в состоянии объяснить тех многочисленных индивидуальных особенностей, которые при этих процессах наблюдаются. Введение во врачебную практику желудочного зонда, давшее возможность довольно точно определять секреторную и эвакуатор-ную функции желудка, намного расширило познание жел.-киш. расстройств. Вряд ли однако нужно теперь доказывать, что одним лишь этим методом недостижимо исчерпывающее познание желудочной патологии, т. к. хорошо известно, что даже присоединение сюда всех других методов исследования желудка (рентгеноскопия и пр.) все же не может полностью охватить все наблюдающиеся в клинике случаи (напр. рефлекторные расстройства желудка при заболеваниях ряда других органов). То же можно сказать о попытках сведения психики человека и ее пат. расстройств к простой сумме условных и безусловных рефлексов. Нет сомнения в том, что труды Сеченова, Павлова, Бехтерева и др., создавших объективный метод в психологии, очень многое разъяснили в этой последней, оставаясь в согласии с учением материализма. Но все же неправильно думать, что рефлексология может исчерпать психологию, заменить ее. Психика все же остается особым, специфическим свойством особо организованной материи (мозга), и изучение ее требует наряду с разложением ее на отдельные акты торможения, возбуждения и пр. применения также специфических методов исследования (включая сюда и метод самонаблюдения), оперирующих с ней как с целостностью. Вряд ли нужно также доказывать, что попытки объяснить данными рефлексологии социальные явления обречены на заведомую неудачу. В ту же, по существу, ошибку впадают реакционные евгенисты, пытающиеся сводить явления социальные (напр. классовую диференциа-цию общества) к закономерностям биологического порядка (наследственность, естественный отбор). Классовая подоплека подобной методологии в данном случае выступает особенно отчетливо. Но, несмотря на ясность и бесспорность вышеизложенного, патология отнюдь не сразу пришла к этим выводам. Наоборот, и до сих пор нередко встречаются механистические тенденции, заключающиеся либо в одностороннем увлечении лабораторными исследованиями и пренебрежением к клиническим, анамнестическим и генетическим данным либо в чрезмерной переоценке роли и значения той или иной системы тканей, resp. органов (вегетативная нервная система, эндокринная, мезенхимная и др.), и в попытках чуть ли не все пат. процессы объяснять расстройствами этих последних, либо наконец в трактовании того или иного заболевания исключительно как расстройства местного, б-ни данного органа. Последняя тенденция по существу также является механистической., антидиалектической, т. к. она вытекает из бессознательного взгляда на организм как на механическую сумму органов с игнорированием тех бесчисленных специфических связей, к-рые между ними существуют. Диалектику же недаром называют «наукой о связях». Разрывая эти связи в процессе анализа, разложения организма на составляющие его органы, сводя заболевание исключительно к б-ни пораженного, resp. дающего субъективные пат. ощущения органа,-короче, игнорируя организм как целостность, врач наталкивается сразу же на массу противоречий: наличие одних и тех же симптомов со стороны отдельных органов при совершенно различных по существу заболеваниях и, наоборот,-чрезвычайный полиморфизм в симптоматологии при одном и том же заболевании , Необходимо впрочем отметить чрезвычайно интересный путь, к-рый медицина проделала в этом отношении: начав с своеобразного и весьма наивного учения о целостности организма с взглядом на б-ни как на следствие порчи соков («кразы» и «дискра-зии»), она вслед за ним пришла трудами Морганьи, а впоследствии Вирхова, к отрицанию этой концепции, к учению о локализациях. И нельзя не признать, что в то время поиски «sedes morbi», несмотря на механичность воззрений, толкавших на этот путь исследования, были по существу весьма прогрессивными, поскольку они накапливали фактический материал, говоривший о действительном поражении того или другого органа при каком-либо заболевании. Быстрый рост подобных исследований однако доказал вскоре, что этот путь является недостаточным, поскольку он влечет за собой вышеприведенные противоречия. Наступил период «отрицания отрицания», и правильно заговорили о целостности организма. Но это развитие отнюдь нельзя себе представлять в виде прямой линии, без всяких зигзагов. Две неверных концепции уже намечаются и в настоящее время: с одной стороны представление о целостности организма в ходе пат. процесса нек-рьши авторами сводится к факту распространения этого процесса с одного органа на ряд других (метастазирование рака, диссеминация фурункула) или к могущему уже считаться доказанным трактованию нек-рых местных инфекционных процессов (твердый шанкр, дизентерия, брюшной тиф и др.) как частной локализации общей бактериемии. Подобная концепция, базируясь на совершенно правильных фактах, все же (поскольку она исключительно к этим фактам сводит проблему целостности пат. процесса) остается по существу механистической, т. к. целостность здесь опять-таки мыслится лишь как сумма частей. Другая крайность упирает исключительно в целостность, совершенно игнорируя роль отдельных частей (органов) и договариваясь даже до принципиальной непознаваемости момента синтеза качества (Фишер). Здесь перед нами блестящее поле для работы диалектической мысли. Истина лежит по линии синтеза целого и части: особенности местной реакции (поражения) так же определяются свойствами всего организма, как и реакция всего организма зависит от характера местного процесса; характер течения фурункулеза у того или иного б-ного зависит от общих гено-и фенотипических свойств целого организма; вместе с тем реакция всего организма зависит от локализации процесса, от характера вируса и пр. Генерализация процесса предполагает ту или иную его локализацию (sedes morbi) так же, как локализация обусловлена генерализацией. Поэтому деление б-ней на «местные» и «общие» является лишь относительным, условным, так как по существу каждое заболевание является и общим и местным. Экзема напр. является заболеванием общим в том смысле, что это или следствие генотипического дефекта или каких-то сложных, паратипических изменений, происшедших во всем организме; но вместе с тем это заболевание местное, кожное, как таковое беспокоящее б-ного, дающее определенные осложнения именно в связи с данной локализацией и требующее поэтому наряду с общей-и местной терапии. И если окажется верным взгляд на различие между экземой и рядом других анафилакто-идного типа состояний (бронхиальная астма, colitis membranacea и др.) как на различие фенотипическое (полифения), обусловленное одними и теми же изменениями генотипа, то и тогда все же наряду со сходством между всеми этими заболеваниями необходимо будет подчеркивать и различие между ними; последнее же сводится в первую очередь к локализации. Эта диалектическая струя стихийно проникла и в современную генетику: слова Моргана о том, что всякий ген может оказывать на организм разнообразное воз- действие и что каждый участок тела или даже каждый специальный признак есть производное многих генов, по существу являются диалектической формулировкой по вопросу о соотношении местного и общего. Но если несостоятельной является концепция механистическая, сводящая сложное к простому, не видящая качественного различия между ними, то еще более вредной является позиция витализма (см.), базирующегося в биологии гл. обр. на неправильной интерпретации явлений регенерации и эмбриогенеза, а в медицине нашедшего свою конкретизацию в учении об имманентной целесообразности («защитные силы организма», vis medicatrix naturae и т. п.). Но как ни противоположны на первый взгляд обе эти концепции, исходная позиция их одна и та же, и можно даже утверждать, что современный витализм питается слабостью, однобокостью механизма, так как, если последний отрицает качественное своеобразие живой субстанции, а потому вынужден растворять ее особенности в свойствах породивших ее частей-физ.-хим. компонентов, то витализм, стоя по существу на той же принципиальной позиции механизма, прибегает для объяснения наблюдающихся у живых существ специфических закономерностей к признанию сверхъестественного, иррационального начала (энтелехия, доминанта и т. п.). Диалектич. материализм одинаково чужд как бледности, узости, однобокости механизма, так и спекулятивности, антинаучности витализма. Вышеизложенное представляет попытку приложения (далеко не полного) законов Д. м. к части природы-к больному человеческому организму. Конкретизация Д. м. в области истории общественного развития называется историческим материализмом. Последний Энгельс определяет как «тот взгляд на ход всемирной истории, к-рый видит конечную причину и решающую движущую силу всех важных исторических событий в экономическом развитии общества, в изменениях способов производства и обмена, в вытекающем отсюда распадении общества на различные классы и в борьбе этих классов между собой». Способ общественного производства и обмена является той же базой, над к-рой как надстройка вырастают все формы человеческих отношений (борьба классов, государство со всеми его атрибутами как орудие господства одного класса над другим, право, мораль, формы искусства и др.). «Не сознание людей определяет их бытие, а, наоборот, их общественное'бытие определяет их сознание» (Маркс, «К критике политической экономии»). И здесь имеется диалектическое взаимодействие: раз возникнув, надстройки в свою очередь влияют на базу и т. д. Осознание этих закономерностей имеет для врача огромное значение. Лишь с их помощью становятся понятными как пути развития здравоохранения в капиталистических странах, так и мероприятия в этом направлении советского законода-. тельства (см. Здравоохранение). Другой областью плодотворного применения исторического материализма является для врача история науки вообще и медицины в част- ности. Обычно буржуазные ученые пишут историю той или иной науки таким образом, что последняя представляется простой хро-нологич. регистрацией научных открытий, с апологией таланта того или иного ученого, без указания на те общественные отношения, к-рые породили поступательный ход науки именно в данном направлении. А между тем не подлежит сомнению, что именно материальные потребности общества являются главным рычагом прогресса науки, что последний определяется развитием производительных сил. За это говорит и то обстоятельство, что некоторые науки выросли из непосредственных потребностей общества (астрономия например в древности-из нужд мореплавания); генетика развивается почти исключительно там, где процветает земледелие и животноводство (С.-А. С. Ш., СССР, Германия, Австрия, Англия, Скандинавия). Война 1914--18 гг. также породила много о, крытий, непосредственно отвечавших нуждам военной промышленности (например добывание азотистых соединений из азота воздуха). Ряд открытий непосредственно зависит от уровня развития техники (напр. от точности" микроскопа, хим. весов и пр.). Не случайно, далее, некоторые открытия делаются одновременно несколькими исследователями (напр. открытие дифференциального исчисления почти одновременно Лейбницем и Ньютоном, периодической системы элементов-Менделеевым и Л. Мейером; то же в отношении эволюции организмов можно сказать об открытии Дарвина и Уоллеса и др.). Но не только научные открытия диктуются общественными потребностями: и отвлеченные теории, их объединяющие, отражают интересы той или иной общественно-классовой формации-достаточно напр. для этого вспомнить борьбу религии и материализма в эпоху Возрождения, широкую материалистическую волну, разлившуюся в СССР после Октябрьской революции, и др. Необходимо при этом однако помнить, что во-первых во многих случаях влияние производительных сил и общественных потребностей на характер прогресса науки лишь косвенное, происходящее через ряд промежуточных звеньев, а потому не всегда отчетливо выступающее наружу, и во-вторых то, что наука, выросши из потребностей общества, сама в свою очередь оказывает влияние на развитие последнего (паровая машина, электричество и пр.). Диалектическое взаимодействие сказывается и в данном случае. Сказанное имеет огромное значение для врача, интересующегося историей своей науки. Здесь перед нами почти совсем неисследованная область. Не подлежит, правда, сомнению, что поскольку речь идет об истории медицины-науки, занимавшейся в прошлом почти исключительно больным человеческим организмом,-приложение принципов исторического материализма окажется несколько труднее, чем в других областях знания. Несомненно однако, что, только идя этим путем, нам удастся из колоссального множества разрозненных фактов создать действительно строго научную историю медицины. Уже и сейчас напр. можно сказать, что нек-рые научные открытия, имевшие для медицины огромное значение, были вызваны к жизни экономическими потребностями общества. Так, гениальное открытие Пасте-ра было продиктовано нуждами хим. промышленности. Не подлежит также сомнению, что прогресс медицины упирается непосредственно в состояние техники (рентгеновский, хирургический, лабораторный инструментарий и пр.). Сплошь и рядом медицина использует успехи других наук, в свою очередь обусловленных потребностями общества (напр. роль генетики в учении об этиологии б-ней, химии-в учении о патогенезе и др.). И наконец теперь мы подходим к тому моменту, когда прогресс медицины, в свою очередь, начинает сказываться на нек-рых сторонах общественного развития (резкое уменьшение детской смертности и связанный с этим вопрос о приросте населения, профилактические мероприятия в области охраны труда и связанный с этим вопрос о повышении производительности последнего и пр.). Сказанное не исчерпывает роли исторического материализма: правильное разрешение вопросов врачебной этики (см.), поведения врача как гражданина, члена общественного коллектива, участника социалистического строительства - также мыслимо лишь на основе усвоения исторического материализма. Наконец конкретизация Д. м. в отношении мышления составляет область диалектической логики и гносеологии (теории познания). Здесь нет особых проблем, затрагивающих деятельность специально врача, но для него, как для всякого естественника-биолога, вопросы эти имеют первостепенное значение. Необходимо указать на особенность, которая в области мышления отличает философию Д. м. от других систем: «Диалектический метод характеризуется прежде всего и гл. обр. тем, что он в самом явлении, а не в тех или иных симпатиях исследователя ищет сил, обусловливающих собой развитие этого явления» (Плеханов). Диалектика мысли является т. о. отражением диалектики объективной действительности. Основная проблема гносеологии- это отношение мышления к бытию. Диалектическая логика настаивает на том, «что диалектика понятий» является лишь «сознательным отражением диалектического движения внешнего мира». «Задача заключается не в том, чтобы придумывать связь, существующую между явлениями, а в том, чтобы' открывать ее в самих явлениях» (Энгельс, «Людвиг Фейербах»). Но, принимая диалектику сознания как отражение законов, существующих в объективном мире (в природе и обществе), Д. ж. настаивает на активной роли субъекта в процессе сознания. «Главный недостаток материализма--до фейербаховского включительно-состоял до сих пор в том, что он рассматривал действительность, предметный, воспринимаемый внешними чувствами мир лишь в форме объекта или в форме созерцания, а не в форме конкретной человеческой деятельности, не в форме практики, не субъективно. Поэтому деятельную сторону, в противоположность материализму, развивал до сих пор идеализм, но развивал отвлеченно, так как идеализм, естественно, не признает конкретной деятельности как таковой» (Маркс, «Тезисы о Фейербахе»). Д. м. устранил недостаточность в этом отношении материализма старого, метафизического и настаивает на единстве в процессе познания субъекта и объекта: внешний мир является источником наших ощущений, но мозг наш не пассивно их отображает, а активно перерабатывает. Отсюда-не достаточность голого сенсуализма,а единство последнего и рационализма. Не менее актуальным является вопрос о реальности познания и о пределах его. В этих вопросах естественники неоднократно делали крупные ошибки (вспомнить хотя бы «Ignorabimus» Дюбуа-Реймона, «Restringa-mun> Вирхова и др.). Д. м. настаивает на существовании объективного бытия, не зависящего от нашего .сознания. Нет ничего принципиально непознаваемого. Самый же процесс познания бесконечен, так же как бесконечна объективная деятельность. Поэтому Д. м. одинаково чужд как безверию и унынию агностицизма, так и ограниченности метафизического материализма, успокаивающегося на «вечных» истинах. Мы идем по пути к познанию объективной, абсолютной истины, и этот путь ведет через бесконечный ряд истин относительных. В этом отношении Д. м. резко отличается от вульгарного релятивизма, для которого субъект есть непроходимый барьер к познанию объекта. «Материалистическая диалектика Маркса и Энгельса безусловно включает в себя релятивизм, но не сводится к нему, т. е. признает относительность всех наших знаний не в смысле отрицания объективной истины, а в смысле исторической условности пределов приближения наших знаний к этой истине» (Ленин, «Материализм и эмпириокритицизм»). Критерием же истины, с точки зрения Д. м., является практика. «Вопрос о том, способно ли человеческое мышление познать предметы в том виде, как они существуют в действительности, вовсе не теоретический, а практический вопрос. Практикой должен доказать человек истину своего мышления, т. е. доказать, что оно имеет действительную силу и не останавливается по сию сторону явлений» (Маркс, «Тезисы о Фейербахе»). Этот критерий истины позволяет нам отгородиться как от субъективного идеализма (Мах, Авенариус и др.), так и от половинчатости Канта, для к-рого существует принципиальный отрыв «вещи в себе»-ноумена, от явления-феномена. Конечно вещь в себе не адекватна нашим ощущениям (вещи для нас), т. к. последняя является только частью первой, но практикой человек доказывает познание самой вещи и превращает т. о. «вещь в себе» в «вещь для нас». Поэтому, в то время как субъективный идеализм критикует Канта.справа за допущение им объективной реальности вещи в себе, Д. м. критикует его слева за агностицизм, за трансцендентность и потусторонность вещи в себе. Д. м. враг всякой половинчатости, недоговоренности, эклектизма и дуализма. Он является мировоззрением монистическим, последовательно и до конца проводящим свою точку зрения в природе, обществе и в мышлении. И если из всего изложенного вытекает с несомненностью огромное значение, которое имеет для естественника и врача знание Д. м., то было бы с другой стороны ошибкой думать, что последний в какой бы то ни было мере заменяет знание конкретной науки, имея как бы готовые рецепты для познания последней. Он призван лишь облегчить научное исследование, являясь как бы фонарем, освещающим путь в научных исканиях. Правда, несомненным является факт, что прогресс естественных наук стихийно до сих пор шел в общем по пути Д. м., без того, чтобы ученые, делавшие гениальные открытия, сознательно применяли материалистич. диалектику (Лайель, Дарвин, Павлов и многие др.). И медицина знает не мало примеров стихийной диалектики: общепринятое напр. учение о том, что лечить нужно больного, а не б-нь, что эксперимент in vitro нельзя без всяких оговорок переносить на истолкование явлений, имеющих место in vivo, является глубоко диалектическим, поскольку оно подчеркивает конкретные особенности индивидуального явления и не растворяет последнее в общих, абстрактных закономерностях. Это обстоятельство кажется многим достаточным основанием для отрицания активной, творческой роли сознательно применяемой диалектики (и философии вообще) в ходе научного исследования. Не трудно однако доказать, что подобного рода суждение глубоко ошибочно, т. к. во-первых наряду с вышеприведенными блестящими примерами стихийной диалектики необходимо указать, что не все построения этих ученых являются правильными; последнее же можно объяснить лишь отсутствием правильной общетеоретической установки (отрицание напр. Лайелем в течение долгого времени эволюции органического мира, несмотря на введение им же исторического метода в геологию; отрицание Дарвином, по крайней мере в нек-рых местах, скачков в природе; попытки со стороны Павлова и Бехтерева объяснения общественных явлений моментами рефлексологии и мн. др.). Всех этих грубейших ошибок легко было бы избегнуть при сознательном применении материалистической диалектики. Далее можно привести не мало случаев, когда ученые, стоя на неправильной общетеоретической позиции или вовсе игнорируя теоретическое мышление, приходили к явно ошибочным выводам в своих специальных исследованиях. Враждебное например отношение Вирхова (во вторую половину его жизни) к дарвинизму и связанный с этим его скептицизм в вопросе о происхождении человека из приматов привели его к отрицанию родства homo fossilis с современным человеком, к сужению задач антропологии фактически до одной лишь антропометрии, чем он значительно затормозил дальнейший прогресс этой науки, в частности учение об антропогенезе. Не меньше можно привести примеров такого рода, когда пренебрежение диалектикой приводило ученых, достигших блестящих результатов в своей области, к явно неправильным, идеалистическим (Гурвич), а порой граничащим с оккультизмом, общетеоретическим выводам (Дриш и др.)- И наконец история науки доказывает, что в нек-рых случаях философия опережала естествознание в смысле построения гениальных научных гипотез. Так, Кант создал еще до Лапласа космогоническую теорию происхождения мира. Правда, пока еще не имеется научных результатов сознательного применения мате-риалистич. диалектики в естествознании (не считая теоретического истолкования эмпирических данных, добытых буржуазными учеными), но если вспомнить, что число естественников-марксистов насчитывается единицами, что они в подавляющем большинстве случаев являются учеными молодыми, что движение за марксизм в естествознании началось слишком недавно, - то не может быть сомнения в том, что будущее сулит в этом отношении блестящие перспективы. Примеры достижений при сознательном применении диалектики в науках общественных (Маркс, Ленин и другие) являются особенно ободряющими. Необходимо при этом однако помнить, что вышеприведенное сравнение Д. м. с фонарем отнюдь не следует представлять себе так, что Д. м. сам по себе является неизменным, постоянным собранием вечных истин. «Материализм, подобно идеализму, прошел различные ступени развития. Ему приходится принимать новый вид с каждым новым великим открытием, составляющим эпоху в естествознании» (Энгельс, «Людвиг Фейербах»). Мы имеем т. о. взаимодействие прогресса науки и философии Д. м., к-рая является следовательно не только методом, но и своеобразной научной дисциплиной, и поэтому неправильно думать, что можно, «заучив» основные законы диалектики, получать раз навсегда правильную методологическую установку для научного исследования. Д. м. настаивает на конкретности истины, и поэтому худшую услугу оказывают ему те, кто, опираясь формально на те или иные высказывания классиков марксизма, упускает из вида те конкретные особенности момента (состояние науки и пр.), при к-рых эти высказывания имели место, т. к. «марксизм- не мертвая догма, не какое-либо законченное, готовое, неизменное учение, а живое руководство к действию» (Ленин). Проблемы медицины с точки зрения Д. м. разрабатываются Обществом врачей-материалистов при секции естественных и точных наук Коммунистической академии в Москве (аналогичная организация имеется в Харькове). Общество это возникло в 1927 г. из организованного в 1924 г. Кружка врачей-, материалистов при 1 МГУ. В 1929 г, Об-во перешло в Коммунистическую академию.
Лит.: Агол И., Витализм, механический материализм и марксизм, М., 1928; Деборин А., Введение в философию диалектического материализма, М.-Л., 1925; он ше, Диалектика и естествознание, М.-Л., 1929; Ленин Н., Материализм и эмпириокритицизм (Собрание сочинений, т. X, М.~ Л., 1925); Маркс К. и Энгельс Ф., Сочинения, под ред. Д. Рязанова, т. I-XXVII, М.-Л., с 1928; Плеханов Г., К вопросу о развитии монистического взгляда на историю (Плеханов Г., Сочинения, под ред. Д. Рязанова, т. VII, М.-П., 1923); он же, Основные вопросы марксизма (Ibid., том XVIII, М.-Л., 1925); Труды II Всесоюзной конференции марксистско-ленинских учреждений, М., 1929; Ф и нк е л ь ш т е й н с, Жизнь как диалектический процесс, Харьков, 1928; Энгельс Ф., 1928; он же, Людвиг Фей-о н ж е, Диалектика природы, Энгельса, кн. 2, Москва- Анти-Дюринг, М.-Л. ербах, М.-П., 1923; Архив К. Маркса и Ф. Ленинград, 1925. Периодические издания.-Под знаменем марксизма, М., с 1922; Вестник Коммунистической (б. Социалистической) академии, М., с 1923; Естествознание и марксизм, М., с 1929.
С. Левит.